Самый глубокий корень любовной зависимости

Глубокий, тонкий и болючий корень любовной зависимости — это история детской веры в «еще немного подожду и мама придет».

Мама появится — это не только про физически вернется, раздастся звук шагов, поворот ключей в замке, стук открывающейся двери, это может быть и зомби-мама, мама, чье тело тут, а внимания нет — об такую маму можно обжечься и замерзнуть еще больнее, чем об ее честное отсутствие.

Детский эмоциональный голод — всегда по вниманию и любви, причем во всех ее трех формах:

— эмоциональное тепло и обнимашки (искренние, наши внутренние обезьянки «не берут» объятья зомби-робота),

— эмпатия ( это когда тебя слышат, видят, признают, любят — слово валидировать не знает ни один ребенок, но это оно, потребность в нем),

— помощь ресурсами (от покормить, дать тепла и чистый памперс маленькому, до найти репетитора по физике, или записать в достойную парикмахерскую попозже).

У ребенка нет выбора, кроме голодать по любви и ЖДАТЬ.

Чтобы ждать было легче — мы начинаем мечтать. Человек уходит в мир фантазий, чтобы выключить себя из ранящей и невыносимой для него реальности.

Медведи впадают в спячку, чтобы пережить зиму.
Люди спят с открытыми глазами — грезят, чтобы пережить Зиму.

Зима — это когда нет мамы, т.е. нет любви.

И вот проходят годы и годы. Ребенок вырос. Стал взрослым.

Внутри же остаются два детских режима:

— Уязвимый Ребенок, который в отчаянии и бессилии молча кричит о любви,
— Ребенок Волшебный Фантазер, который закрывает свою боль анестезией, улетая в прекрасный мир грез.

И все это прочным канатом закрепляется в правило:
подожди, и мама придет.

И взрослый человек, мужчина, женщина, ждет ГОДАМИ того, кто давно ушел.
Иногда того, кто так не разу и не вышел на контакт. Кого и вовсе не было.
Иногда ждут тех, кто давно умер.
Чаще — тех, кто живут другой, своей далекой и чужой жизнью. И это нормально, так бывает в мире взрослых, но не в детском мире, где источник любви не может быть заменен на «да ладно, пацан, забей, ты еще лучше себе мамку найдешь».

Вот эта верность, преданность, что воспевают в фильмах про собак (когда хозяина давно нет, а пес приходит и ждет, не понимая, что смерть — это навсегда) — она обнаруживается в глубине души очень зрелых, состоявшихся и во многом циничных людей.

Да, сверху происходит всякое разное, а вот внутри — если возникла связь любовной зависимости, то какую бы дичь не творил «объект», сколько бы лет не прошло, человек сохраняет безусловную верность и преданность.

И это неимоверно прекрасно для поэзии или хорошего кино, с которого полные залы будут выходить рыдая,
но это обрекает чудесных, классных взрослых людей на внутреннее одиночество.

От любовной зависимости люди исцеляются годами.

Обычный путь такой: сначала «сам справлюсь», затем «советы друзей», следом «инфа из Интернета», снова «сам справлюсь». Все это миксуется с периодами «вроде есть взаимность» или «о, кажется отпустило» и решениями контрзависимости «мне никто не нужен, любовь — это сказки».

Затем, когда проходят годы в попытках игнорировать внутреннюю боль и потребность во ВЗАИМНОЙ любви, человек начинает собираться с духом и осознавать, что однажды, ему придется открыть глаза души и сердца, осознать и признать СЕБЯ (да, вот этого взрослого, состоявшегося, успешного и крутого) в вот этих вот чудесных, преданных и неимоверно наивно-исстрадавшихся ДЕТСКИХ режимах (состояниях)

Уязвимый Ребенок, который в отчаянии и бессилии молча кричит о любви,
— Ребенок Волшебный Фантазер, который закрывает свою боль анестезией, улетая в прекрасный мир грез,

и сделать то, что нужно было сделать давным давно:

зайти в ту холодную темную комнату внутри и открыть свое сердце для любви.