Новый год

Новый год

Я проснулась в субботу утром и принялась неистово ненавидеть мир.

Лежала в теплой кровати, разглядывала пасмурное нечто за окном и чувствовала, как напряжено все тело.

Волна злости словно поднялась однажды из глубины и была остановлена мной.

Схема покорности.

Так назвала это моя психологиня и мне неожиданно стало легче от одного слова.

Покорность.

Вот то, с чем я отчаянно боролась всю жизнь.
Вот то, чему я раз за разом проигрывала.

И покорность – это то, что сердит меня с каждым вдохом и выдохом.

Что делать дальше я совершенно не представляла… поэтому я проснулась ранним субботним пасмурным утром и принялась ненавидеть мир и размышлять.

Размышлять, когда у тебя 90% энергии заперто в теле и ты просто чувствуешь, как она бродит внутри было довольно трудно.

Я продвигалась медленно, но я собиралась разобраться с этой гребаной покорностью, отравившей мне жизнь.

Моя история началась несколько месяцев назад.
Мое тело устроило мне бунт.
Оно пошло в разнос.
Болело, кричало, отказывалось работать и рассыпалось на атомы.

Я пошла по докторам.
Скупила несколько аптек.
Это не помогло. Стало гораздо хуже.

Я начала рассказывать врачам истории, что раньше их хоронили вместе c богатым пациентом, для стимуляции и мотивации… не помогло.
Врачи пугались. Телу было пофиг. Он болело и болело упрямо.

Я пошла к психологам.
Первые несколько от меня сбежали.
Я злилась, но деваться было некуда и однажды я добралась до устойчивой тетки. Она меня бесила своей тупостью и нелепостью, но неожиданно я обнаружила, что встречи с ней помогают.
Симптомы проходили.
Я поняла, сколько же во мне злости.

Я приходила и рассказывала ей истории.

Как моя первая свекровь, мы и сейчас с ней дружим, но тогда воевали.
Так вот, моя первая свекровь считала, что я все должна ее сыночку и должна быть хорошей хозяйкой и чтобы я ремонт дома сама сделала.

Я сделала.

Заказала фотообои. Авторские.
Сама поклеила.

В «ее комнате». В моем доме у моей свекрови была своя комната, мда.
Она приходит в гости – а там стены в фотообоях – вилы, котлы и костры. Типа ад.
А на полу малиновый ковролин. Жесть.

— Добро пожаловать, мамо, домой – в ад! – это я мысленно сказала.

Свекровь молчала минут пять.
В следующий раз привезла мне подарок – скелетон пластиковый, сказала, что дизайн иначе не натуральный.
С тех пор мы дружим с ней.
А с сыночком ее, Пьеро недоделанным, разошлись.

Вот такие истории я и рассказывала.
А она мне объясняла про мой гнев и злость, про отреагирование, про бунт и вот мы, блин, добрались до источника – моя покорность.

Мой отец, военный, растил меня один. Мать слиняла, когда мне было лет пять.
Мы всегда жили хорошо.
Я и сейчас отлично зарабатываю.
И он меня всему учил. И требовал.
И я делала.

Был Новый год. Отец получил огромную квартиру. Поставил елку.
Привел меня, дал ведро и тряпку и начал учить как правильно мыть пол.

Сколько мне было?

Лет пять-шесть, наверное.

А тут пришли поздравлять. Коллеги его. Дед Мороз, Снегурка, еще ряженые.
Всех детей их ходили поздравлять. Подарки.

Отец надел мне шапку со звездочками – типа костюм снежинки и велел читать стих.

И вот стою я, тряпка и ведро рядом, на голове снежинки эти, читаю стихотворение, Дед Мороз веселый, Снегурка квартиру нашу разглядывает…

вот что я могла тогда сделать? Кроме покорной послушности?

Я добралась в своих размышлениях до этой сцены.
Все как мы с моей психологессой делали.

Что дальше?
Какая, блин, у меня там потребность была?

Хотелось привычно закурить, но договор с телом я выполняла четко. Оно мне здоровье – я ему – все условия.

Бросить курить входило в список «все условия», да и явно тянуло на «избегание», поэтому я потянулась, повозилась, устраиваясь удобнее и вернулась в тот Новый год.

Вот девочка.
Вот папа-военный.
Я помню, что ощущения тогда были в точности как сейчас: все тело напряжено, я сжата как пружина.
Чего же тебе хочется, девочка моя?

Ответ словно поднялся изнутри.
Ей хотелось сначала побегать по квартире.
Рассмотреть ее.
Поиграть с папой.
Потом можно было даже и пол помыть.
Но только не так, правильно-покорно, а чтобы весело.

Следующие три часа я рыдала, взахлеб, мышечные зажимы словно разом отпустило.
Рыдала, танцевала под музыку и мыла пол.
Так, как той девочке во мне хотелось.
Расплескивала пенную воду.
Шваркала мокрую тряпку, а не отжимала ее «три раза выкрути, заодно и правило Буравчика заучим».
И плакала.

Ревела и отпускала.

И папу своего, которого было невыносимо, неимоверно жалко – еще тогда, там.

И я замерла.
И стала покорной, чтобы облегчить его ношу.

Квартиру эту нашу, огромную, роскошную, холодную. Я ее любила и ненавидела.
Любила, потому что она была реально классная. Ненавидела ее мыть и убирать. Чисто. Регулярно. Тщательно.

Ревела и злилась, открыто кричала той маме, что нас бросила и ушла в свою легкую жизнь.

Чисто по – женски нынешняя я ее понимала. У меня три развода за плечами, двое детей и молодой любовник. Еще бы мне теперь ее не понять.

Но девочка моя, та, что до сих пор «держалась» и была послушной папиной дочкой, она была обижена, ей было больно, она была в ярости – какого фига?!!!
— Ты! Дура! Перевяжи трубы, а потом уже … вот это все! – кричала я ей.

А где-то в глубине души очень ее любила. Маму.

И очень рада, что трубы тогда никто не перевязывал.

И была благодарна за свою жизнь. Вот такую вот.

Перекрученную-переломанную.

Покорно – бунтующую.

Мою.

Через три часа буря прошла и мне стало так неимоверно хорошо…
Каждая клеточка внутри тела ликовала.

Я не могла вспомнить, когда последний раз я была настолько живой, свободной и при этому спокойной.

Позже, рассказывая своему психологу это все, прощаясь и завершая наши встречи, я смогла проговорить это словами.

И что моя покорность требовательному отцу и моя невозможность выскочить из нее были в ловушке:

Он действительно требовал полезного и нужного.

Я никак не могла поймать момент, что дело не в том, ЧТО он требовал, а в том КАК он проявлял свою любовь ко мне – маленькой девочке.

Я была ребенком. Конечно, мне хотелось играть и исследовать мир.
Быть свободной.

И теперь я это ощутила всем телом, всей душой: мне нужна моя свобода, я люблю играть и радоваться.

И я свободна и впервые лет за десять рада и счастлива!

А пол помыть – не проблема.
Отец научил.

=========

Все, кроме схемы покорности — авторский вымысел.